Россия и Иран 17 января, во время официального визита в Москву иранского президента Масуда Пезешкиана, подписывают новый Договор о всеобъемлющем стратегическом партнерстве. В последний раз Пезешкиан лично виделся с российским президентом Владимиром Путиным во время саммита группы БРИКС в Казани в октябре – и тогда оба они выражали всяческий оптимизм по поводу этого близящегося события. Однако между Россией и Ираном сейчас стали заметны разногласия, особенно после падения в Сирии режима Башара Асада.
Еще с 2001 года между Москвой и Тегераном действует "Соглашение об основах взаимных отношений и принципах сотрудничества между Исламской Республикой Иран и Российской Федерацией", первоначально рассчитанное на 10 лет, но потом трижды продленное на пятилетний срок, в последний раз в 2021 году. Очевидно, что после начала российского вторжения в Украину, когда Тегеран всячески начал поддерживать Москву, в том числе в военной области, и особенно в последний год, после радикальных изменений обстановки на всем Ближнем Востоке, Кремль и иранское высшее руководство захотели закрепить свое партнерство более основательно.
Иран и Россию объединяют два фактора – зависимость их экономик от экспорта энергоносителей и попытки вместе противостоять давлению Запада и введенным против них жестким международным санкциям. Россия уже имеет аналогичные договоры с Вьетнамом, КНДР и Монголией. Но и в Москве, и в Тегеране сейчас подписание нового договора, который охватывает все области, от создания ключевых транспортных коридоров до обмена вооружениями, преподносится как историческое событие.
Однако в последнее время между Россией и Ираном стали расти большие разногласия, особенно проявившиеся после стремительного падения в Сирии режима Башара Асада, много лет опиравшегося на военно-политическую поддержку Москвы и Тегерана. В крахе в Дамаске стороны откровенно начали винить друг друга.
Владимир Путин во время ежегодной итоговой пресс-конференции и прямой линии в конце декабря заявил, что Россия через свою базу Хмеймим по просьбе Тегерана помогла ему эвакуировать из Сирии 4 тысячи своих военнослужащих и боевиков проиранских шиитских отрядов, которых он при этом фактически обвинил в трусости и бездействии. По словам российского президента, когда силы повстанцев атаковали главный сирийский город Алеппо, войска Асада, а вместе с ними и проиранские формирования, которых в общей сложности было там около 30 тысяч человек, оставили свои позиции без боя.
А несколько дней назад высокопоставленный генерал иранского Корпуса стражей исламской революции (КСИР) Бехруз Эсбати заявил, что Москва вводила Тегеран в заблуждение, утверждая, что атакует в Сирии отряды повстанцев во время их победного наступления в конце прошлого года, и обвинил Кремль в дезинформации. По словам Эсбати, российская авиация вместо ударов по антиасадовским отрядам била по абсолютно пустынным территориям. Генерал также сказал, что, когда Израиль ранее бомбил иранские объекты в Сирии и самом Иране, российский военный контингент якобы отключил свои радары – что, по его словам, способствовало успехам израильской авиации. В целом Эсбати назвал свержение режима Башара Асада колоссальным поражением Ирана. "Нам нанесли очень сильный удар", – подчеркнул он. Россия все эти обвинения и заявления пока не комментировала.
После событий в Сирии и на фоне усиливающегося противостояния с Израилем и, очевидно, с США после возвращения в Белый дом Дональда Трампа иранские власти оказались в крайне сложной ситуации. Им приходится готовиться еще и к большим социальным протестам, отмечает военно-политический аналитик Василий Семенов:
– В 21 из 31 провинций страны планируются новые массовые отключения электричества и временные закрытия заводов, учебных заведений и городских служб. Причина – нехватка электроэнергии. Последняя волна отключений, прошедшая 9 декабря, привела к закрытию школ, университетов и государственных учреждений во многих регионах. 13 января глава судебной власти Ирана Голям Хоссейн Мохсени-Эджеи, бывший министр разведки и национальной безопасности, поручил генеральному прокурору и прокурорам провинций Ирана готовится к массовым беспорядкам и координировать свои действия с контрразведкой и службами безопасности для их предотвращения. Ранее иранский верховный лидер Али Хаменеи выступил с речью, в которой сказал, что "те, кто в Иране вступает в союз с иностранными державами, особенно с Соединенными Штатами, столкнутся с серьезными последствиями". Обычно ведь иранские власти всегда обвиняют в организации любых протестов иностранные государства.
Иранские власти всегда обвиняют в организации любых протестов иностранные государства
К тому же большинство иранцев сегодня уже с большим трудом отапливает дома во время холодов. Иран использует газ как основное средство получения энергии, и страна обладает вторыми в мире (после России) запасами газа. Однако из-за дефицита поставок природного газа иранское правительство перешло на сжигание мазута, что загрязняет окружающую среду. Тегеран сейчас окутан густым смогом.
– Каковы причины плачевного состояния иранской энергетической сферы?
– Основных причин две. Первая – неэффективная коррумпированная модель частно-государственного партнерства или "госкапитализма". Местные иранские чиновники, особенно связанные с КСИР, бесконтрольно распоряжаются ресурсами и предприятиями, кладут казенные деньги себе в карман или приватизируют различные предприятия в пользу своих родственников (впрочем, к электростанциям последнее не относится). Вторая причина – американские санкции, которые лишили Иран притока внешних инвестиций и новейших технологий.
Когда генерал Бехруз Эсбати говорил, что падение режима Асада было неизбежным, учитывая разгул коррупции, политическое угнетение и экономические трудности, с которыми сталкивались сирийцы, от отсутствия электроэнергии до топлива и базовых услуг, он прямо подчеркнул, что Башар Асад долго игнорировал все предупреждения о необходимости срочных реформ. Здесь трудно не заметить сравнение с нынешней ситуацией в самом Иране, – считает Василий Семенов.
Многие бывшие иранские высокопоставленные чиновники, все бывшие министры иностранных дел, технократическая элита и реформистские журналисты сейчас уже открыто призывают правительство и президента Масуда Пезешкиана вовсе не к укреплению дружбы с Россией, а к возвращению к сотрудничеству с США и другими западными странами и к более прагматичной внешней политике.
Однако любые важные решения в международных делах в Иране принимает лишь аятолла Али Хаменеи, который, например, особой фетвой вообще запретил всякие переговоры с Дональдом Трампом во время его первого президентства. Даже если бы Масуд Пезешкиан и захотел начать с Трампом любой диалог, ему пришлось бы получить для этого одобрение Хаменеи, на что рассчитывать пока не приходится.
Политолог-востоковед Николай Мешхедов, рассуждая в беседе с Радио Свобода о нынешнем состоянии российско-иранских отношений и о подписании сейчас Москвой и Тегераном Договора о всеобъемлющем стратегическом партнерстве, полагает, что ничего нового и неожиданного после встречи Масуда Пезешкиана с Владимиром Путиным мир не услышит:
– Россия и Иран долго обсуждали этот документ, но весь процесс скорее носил формат своеобразного аудита. Москва и Тегеран оценивали общие текущие дела и определяли, какие из них имеют хорошие шансы на дальнейшее развитие. Я думаю, что новый договор станет парадной "семейной фотографией". Естественно, выполненной в подчеркнуто розовых тонах, демонстрирующих внешнему миру, что "дружба двух стран нерушима". Но при этом аккуратно прячущей под ковер целый ворох существующих во взаимоотношениях проблем.
Новый договор станет парадной "семейной фотографией"
– Россия и Иран еще и время для этого выбрали идеальное – за 3 дня до инаугурации нового президента США Дональда Трампа, "обожающего" Иран. В целом вся эта вековая дружба Ирана и России – фикция?
– Со мной явно не согласится большинство соседей современной России, в первую очередь Украина, однако в данном случае фактор близкого соседства в чем-то как раз снижает существующее недоверие, просто вынуждая Москву и Тегеран так или иначе сближаться с друг другом. Плюс наличие общих врагов. И вы правы, время выбрано не просто символично, а точно не случайно. После возвращения в Белый дом Трампа и Иран, и Россия полны ожиданий того, что общая картина мира скоро станет несколько иной. И в рамках этой новой картины они хотят понять, удастся ли им сохранить взаимное партнерство.
Потому что да, несмотря на все громкие заявления, которые периодически звучат и в Тегеране, и в Москве, о "великой дружбе и нерушимом союзе", на самом деле градус взаимного недоверия достаточно высок. И внутри элит обоих государств существует страх, что кто-то кого-то скоро предаст. Это недоверчивое взаимодействие, когда обе стороны каждый раз проводят переоценку перспектив двусторонних отношений в зависимости от меняющихся внешних реалий. А они сейчас, мягко говоря, полны всевозможных вызовов для российско-иранского сотрудничества.
В первую очередь на ум приходит их общий крах в Сирии. Обе страны обвиняют друг друга. Исчезновение сирийской темы в российско-иранской повестке не просто ослабляет эту "дружбу", но становится поводом для раздора. Поэтому накануне прихода Трампа двум странам необходимо понять, где они вместе оказались. Россия вообще не вполне уверена, сможет ли скоро Иран выстоять под усиливающимся давлением Соединенных Штатов. Не пойдет ли он на сближение с США в рамках неких уступок, чтобы получить частичное снятие санкций и избежать полного коллапса собственной экономики?
– Безусловно, недавнее внезапное и громкое падение Башара Асада в Сирии весьма эту "дружбу" России и Ирана, двух бывших главных союзников Дамаска, подпортило. Некоторые иранские военачальники уже прямо заявляют, что Москва Тегеран обманула, подставила, что разведданные ее оказались ложными, что российская авиация вместо боевиков-повстанцев бомбила песок, и так далее.
– С одной стороны, иранцы лично для себя, в своем внутреннем дискурсе, прямо признают, что многое в Сирии сами прозевали. Они также теперь вслух сетуют на то, что не смогли убедить Башара Асада начать хоть какие-то реформы. Впрочем, Тегеран, с моей точки зрения, не сильно-то раньше и настаивал на какой-то трансформации асадовского режима. Однако на внешнеполитическом треке им даже не то что не хватает воли на такие признания – просто не в иранской традиции признавать собственные ошибки. Ради сохранения, разумеется, собственного благообразного имиджа. Им всегда проще свалить ошибки на кого-то еще.
Сейчас обвиняется Россия, а еще и Турция. Но, что характерно, очень аккуратно они говорят в этом контексте, да и в любом другом сегодня, об Израиле. Потому что если начать обвинять Израиль в своих неудачах, то придется признавать, что израильтяне очень умело фактически разрушили так называемую "цепь шиитского сопротивления" на всем Ближнем Востоке, которую Иран активно выстраивал в последние годы. Поэтому Россия вслух критикуется, но на самом деле она далеко не единственный козел отпущения для самооправдания иранского руководства. Просто вслух не всех называют.
– Я встречал много мнений о том, что рядовые иранцы, и поддерживающие свою власть, и против нее настроенные, на самом деле Россию не любят. И исторически, и из-за многих современных реалий. Может ли сейчас произойти дальнейший всплеск антироссийских настроений в Иране, особенно среди оппозиционно настроенных граждан? Ведь для них Путин – главный союзник неприятного им, как минимум, правящего режима?
– Я бы все-таки не был столь категоричен. Иранцы, особенно образованные, хорошо знают и русскую культуру, и русскую философскую мысль. К России как к большому культурному образованию иранцы относятся с уважением. Достаточно пройтись по иранским книжным магазинам – и вы удивитесь широкому спектру русской литературы, переведенной на фарси, вообще обилию литературы о России, трудам российских философов.
"Пророссийское лобби" на верхних этажах иранского режима – люди, которые просто меньше других Москву не любят!
Но Россию как политического игрока, действительно, воспринимают с очень большой настороженностью. Как я всегда говорил, так называемое "пророссийское лобби", существующее на верхних этажах правящего иранского режима, – это по большей части люди, которые просто меньше других Москву не любят! Конечно, ассоциирование России с ее нынешним политическим режимом, и особенно с некоторыми ее высшими чиновниками, которые сейчас в Москве отвечают за "иранское направление", симпатий к РФ не прибавляет.
В случае радикальных изменений политической ситуации в Тегеране и прихода там к власти иных сил, даже и в рамках сохранения того же режима, но, условно говоря, более реформаторских и более ориентированных на Запад, отношения Ирана с Россией пострадают серьезным образом. Ведь Россия в том числе будет ответственна за столь продолжительное существование у власти в Тегеране консервативных сил. Хотя, конечно, это не совсем правда.
– Зачем Тегерану нужно было так увязать в войне в Украине на стороне России, так связывать себя с Кремлем? Могли бы обойтись и гораздо меньшим, одной словесной поддержкой и только, а не посылать Путину дроны и так далее?
– Во-первых, у иранского правительства уже не было выхода. Конфронтация Ирана с Западом достигла такой кульминации, что, по крайней мере, у иранской элиты, сложилось мнение о невозможности налаживания любого дальнейшего диалога, о невозможности какой-либо разрядки. Еще даже за пару лет до начала российского вторжения в Украину началось активное наращивание российско-иранского сотрудничества в военно-технической сфере. Потому что тогда Иран находился в регионе, что называется, на коне. Иранские власти верили, что они способны диктовать всем вокруг свои условия, верили в то, что они представляют огромную силу – вот и играли именно с позиции сильного регионального игрока. В России же и в российской войне в Украине они увидели символ того, что начинается некая глобальная перестройка, гигантское изменение мира.
В феврале 2022 года руководство Ирана посчитало, что вторжение России в Украину – начало конца некоей "прозападной системы"
В феврале 2022 года руководство Ирана и особенно консервативные силы, поддерживавшие тогдашнего президента Ибрахима Раиси, посчитали, что это вторжение – начало конца некоей "прозападной системы", в ходе которой будут создаваться новые глобальные союзы и альянсы. И чтобы занять в "новом будущем" достойное место, они должны стать на сторону Кремля. В том числе чтобы получить доступ к БРИКС, ШОС и к любым другим структурам, условно говоря, "нового мира". Однако построения этого "нового мира", по крайней мере на данный момент, не произошло, и ставка иранцев, мягко говоря, не только не сыграла, но и создала дополнительные причины для введения новых санкций против Тегерана, окончательно разрушив его отношения с Западом.
– Какие мы можем сделать прогнозы по поводу будущего правящих в Тегеране сил? Весной прошлого года, одновременно с важными парламентскими выборами, в Иране состоялись и выборы членов своеобразного органа высшей власти – Совета экспертов, в который входят 88 человек. Он важен тем, что именно там избирают высшего духовного лидера страны – рахбара. С учетом того, что нынешнему лидеру аятолле Али Хаменеи в апреле исполнится 86 лет и у него большие проблемы со здоровьем, вероятно, что эта функция Совета экспертов скоро может оказаться самой востребованной?
– Действительно, Иран стоит на пороге неизбежных перемен, и во многом эти перемены будут связаны с переходом власти от одного верховного лидера к другому. В каком формате он осуществится, мы не знаем. Можно рисовать разные сценарии, от прижизненного перехода власти до внезапного, в случае скоропостижной кончины Хаменеи. Пока что понятно лишь то, что происходить все это будет в очень неблагоприятных для нынешней политической верхушки Ирана условиях. Экономика страны фактически оказалась на грани коллапса, а с внешнеполитической точки зрения влияние Ирана в регионе сильно подорвано.
Неизбежен и дальнейший накал противостояния Ирана с США и Израилем
Неизбежен и дальнейший накал противостояния Ирана с США и Израилем. Сейчас противники Ирана не просто действуют с позиции силы. Для Тегерана все гораздо хуже – Соединенные Штаты уже не скрывают, что глобально готовятся к возрождению так называемой доктрины максимального давления на Иран, что способно привести его экономику к реальному схлопыванию. И если это произойдет, то шансы на то, что внутри Ирана начнется колоссальная социальная нестабильность, очень повышаются. Основа для будущих волнений, для возвращения протестного движения точно начнет вызревать.
По этой причине ключевую роль, пожалуй, будет играть выбор, который Соединенные Штаты сделают относительно того, как именно давить на Иран. Будет ли это давление иметь краткий характер, чтобы принудить иранцев к переговорам? Тогда Тегеран, скорее всего, пойдет на уступки ради выживания режима. Либо сыграет второй, опасный, пожалуй, для всех, вариант – когда давление будет вестись до конца, в ожидании того, что в Иране произойдет либо падение существующей власти, либо капитальная ее трансформация. Тогда настанет настоящее "Смутное время" на всем Ближнем Востоке. И тут следует отметить, что даже старые союзники США в регионе среди арабских монархий Персидского залива такого сценария очень сильно опасаются.
Ключевую роль будет играть выбор, который США сделают относительно того, как именно давить на Иран
– Насколько я понимаю, внутри Исламской Республики Иран, в отличие от России или от Китая, нет единой структуры власти, которая управляет отношениями внутри правящей элиты. Все это не строго вертикально. И в Иране неформальная власть элит всегда была выше, чем власть официальных институтов. Так это, как мне кажется, делает конфликты внутри системы более непредсказуемыми?
– Более непредсказуемыми, с одной стороны, а с другой – в чем-то более гибкими. То есть внутри власти есть определенная возможность, когда формальные институты заходят в тупик, начать договариваться на уровне как раз этих неформальных отношений. И Конституция Ирана, и созданная там структура политической системы, при всей их сложности, если говорить об их формальной части, все же достаточно прозрачны. То есть там понятно все-таки, как осуществляется выбор кого и кто за что отвечает. Но есть иногда и темная сторона, вы правы. Те же выборы верховного лидера, которые в истории Исламской Республики Иран состоялись всего лишь один раз, прошли на самом деле, скажем так, не сильно по Конституции. Там имелся целый ряд вопросов – и как было принято окончательное решение о выборах, и насколько нынешний верховный лидер соответствовал тем параметрам, которые изначально по всем формальным документам к его посту предъявлялись.
Это опять-таки создает большую неопределенность относительно и будущего перехода власти. Часть иранской элиты, особенно часть людей, стоящих за Али Хаменеи, все-таки хотели бы произвести прижизненную ее передачу. Попытки запустить этот процесс, по некоторым данным, в Иране уже имелись. Пока они встречают достаточно мощное сопротивление. Однако нет полных гарантий, что 55-летний Моджтаба Хаменеи, родной сын верховного лидера, не имеет шансов на условный престол. Все равно его имя, как одного из возможных претендентов, звучит часто. Однако я все-таки придерживаюсь мнения, что его шансы на получение власти существуют только при ее прижизненной передаче ему от отца.
– Тут важно отметить, что конфликты внутри иранской элиты не очень связаны с политическими разногласиями или идеологическим противостоянием, все это лишь частные амбиции, направленные на получение власти и контроля над государственными ресурсами. То есть у этой "вражды башен" совершенно эгоистическая природа?
– В принципе вся система политической власти в Иране сама всех настраивает на это. С одной стороны, в стране существуют более 100, а кто-то говорит, что и 200, различных политических партий. Но в реальности ни одна из них ни по своей форме, ни по содержанию не соответствует классическому определению политической партии. Более того, всегда в Иране все симпатии и политические взгляды кандидатов определяются текущей ситуацией, а также требованиями тех лиц, которые за них голосовали.
В Иране политическую жизнь определяет прагматизм – хотя идеологический фактор все равно остается решающим, вот так все запутано. То есть любые действия, которые на данный момент предпринимаются политиком, все равно не выходят за рамки сверхидеи – о незыблемости существующего исламского строя. Хотя сама религия в Иране давно превратилась в некие традиционные одежды, скрывающие под собой достаточно прагматичное, зачастую буржуазно-националистическое государство. То есть политических "я" в Иране существует много, просто все они слегка прикрыты чалмой великого аятоллы Али Хаменеи.
– Я видел данные, что подавляющее большинство иранцев сегодня выступают вообще за отделение религии от государства. И как все более консервативный, теократический режим в Тегеране вообще собирается дальше существовать в рамках все более светского общества, ну, или общества с огромным запросом на большую светскость? Да, большинство иранцев, разумеется, не атеисты. Но официальному духовенству они не верят и считают, что не оно должно определять, во что верить им самим.
– Очень сложно верить духовенству, когда само это понятие очень растяжимое, и "типы духовенства" в Иране очень разнообразны. Действительно, в этой среде есть люди, которые по-своему искренне служат вере, и есть люди, абсолютно искренне поддерживающие идею исламской республики. Но также есть и достаточно богатые семьи, как, например, в прошлом семья того же бывшего президента Али Акбара Хашеми Рафсанджани, которые успешно совмещали религиозную деятельность со своим обогащением. Можно вспомнить и такой же клан Лариджани, родных братьев Али Ардашира, бывшего главу Меджлиса, и аятоллу Садека, бывшего главу судебной системы страны. Когда простые люди все это видят, то, как условные "нестяжатели" вдруг активно богатеют и сращивают свои политические и идеологические интересы с интересами бизнеса, то в иранском народе естественным образом возникает здоровый цинизм.
К тому же, и в этом отличие иранцев от их соседей по региону, там фанатический религиозный пыл всегда наблюдался лишь у определенной части населения – как правило, это самые бедные, малообразованные слои. К настоящему времени, за годы исламской революции, уровень образования в Иране существенно вырос – и фанатично верующих там теперь заметно меньше. И традиционно иранцы все-таки разделяли понятия политического ислама и ислама как системы духовных ценностей, которая у них имелась давно.
Поэтому да, есть запрос на большее отделение религии от государства и социальной сферы, или по крайней мере на меньшее вмешательство аятолл хотя бы в политическую жизнь. И это определенный вызов для консервативной части элиты, все еще удерживающей власть. Я думаю, что и избрание достаточно умеренного Масуда Пезешкиана президентом является знаковым – режим постепенно будет вынужден идти на уступки.
– Но пока что насколько сильно иранское общество деградировало от продолжающейся официальной исламизации?
Если представить Земной шар в виде груды электрических приборов, воткнутых в одну розетку, то как раз Иран просто напрочь отключен от этого глобального мирового электричества
– Если представить Земной шар в виде груды электрических приборов, воткнутых в одну розетку, то как раз Иран просто напрочь отключен от этого глобального мирового электричества. Однако в сфере урбанистики, например, планирования городов, или в сфере электронных услуг, он не сильно отстает. Снятие международных санкций и его открытие для мира очень быстро приведет, если мы говорим о бытовом аспекте жизни, к реинтеграции его в мировые системы. Достаточно посмотреть на жизнь крупных городов – все эти запрещенные официально режимом общественные и социально-бытовые блага, в виде американских кинофильмов, западной одежды, в целом продуктов западной культуры – постоянно присутствуют в Иране. Там имеется все то, к чему мы с вами привыкли, вроде всевозможных приложений для вызова такси или покупки товаров через интернет. Просто это работает только в Иране и отключено от внешнего мира.
А деградация происходит в ином – в первую очередь в доступе к технологиям, которые должны помогать развивать основы иранской экономики. Здесь, действительно, Иран сталкивается с огромными проблемами. Даже если предположить, что санкции с него будут сняты завтра, все равно технологическое отставание Ирана практически во всех отраслях останется еще десятилетия, и перекрыть его каким-то немедленным притоком инвестиций будет невозможно. Да и инвестиции в таких объемах, с учетом всех рисков, никто, конечно, не выделит.
Еще деградация проявляется в том, что при высоком уровне образования вся политическая и социальная система страны не предоставляет возможностей молодым людям для самореализации. То есть, условно говоря, вы выпускаетесь из вуза, но вот дальше в целом ряде случаев, особенно если вы выбрали не самые прикладные профессии, никаких путей для самореализации у вас нет. Есть пугающее исследование, которое говорит, что молодое население в Иране, если оно не может покинуть страну, фактически начинает добровольно отказываться от получения того же высшего образования. Просто потому, что в этом нет никакого практического смысла!
Деградация – это когда отсеченная от внешнего мира страна, и особенно не коммуницирующая с самой цивилизованной его частью, ориентируется лишь на сохранение устойчивости режима и лишь на обеспечение минимальных потребностей экономики, только для ее выживания, но не развития. Система не может создать условий ни для социального и экономического роста, ни для политического маневра, если, конечно, вы не придерживаетесь определенных "правильных" идеологических взглядов. Именно это убивает иранское общество и ведет его к деградации. И в этом, на мой взгляд, и наблюдается несомненное сходство России и Ирана – когда мы говорим о деградации одновременно и духовной, технологической", – отмечает Николай Мешхедов.
